Статистика
|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
 |
Главная » 2013 » Июнь » 21 » Рабочее движение в России. Трудности на пути к развитию
13:03 Рабочее движение в России. Трудности на пути к развитию |
Тема трудовых отношений, забастовок и рабочего движения сегодня в научном мире популярностью не пользуется. Когда-то на эту тему писались многотомные труды, работали институты, проводились исследования, переводились иностранные авторы. В наши дни это уже история. Если кто и уделяет внимание классовой борьбе и трудовым протестам — отдельные левые и рабочие активисты, энтузиасты своего дела. Либеральный академический истеблишмент давно похоронил рабочее движение вместе с Советским Союзом и научным марксизмом. Периодические вспышки классовых протестов, будь то «рельсовая война» в Кузбассе, перекрытие федеральной трассы рабочими города Пикалева, перекрытие железнодорожного сообщения шахтерами Междуреченска или успешная забастовка на Ford либо игнорируются, либо трактуются как проявление массового недовольства, классовый характер которого не обсуждается.
Однако реальная жизнь не вписывается в упрощенный мирок столичного либерала. Рабочее движение в России есть, этого невозможно игнорировать. На фоне «желтых», провластных и проначальственных шмаковских профсоюзов ФНПР, делающих вид, будто верят в «классовый мир» и «сотрудничество труда и капитала», а на деле прикрывающих открытое предательство рабочих интересов, рождаются и растут реальные боевые, альтернативные профсоюзы, крепнут низовые лидеры рабочих протестов — отечественные шоп-стюарды (фабричные старосты - от ред.), идет борьба. Изредка, но все чаще и чаще рабочие выходят победителями из схваток с работодателями. Вместе с тем, глупо игнорировать тот факт, что рабочее движение в России слабо и маловлиятельно. Невозможно замолчать о рабочем протесте, когда он, подобно отраслевым и общенациональным забастовкам на Западе, вырывается на поверхность, невозможно скрыть силу профсоюзов, включающих в свой состав миллионы членов и оказывающих действенно влияние на принятие государственных решений. В России ничего подобного нет, рабочие протесты фиксируются регулярно, но, за редким исключением, они ограничиваются локальной борьбой на уровне одного предприятия. Настоящие профсоюзы представляют пока лишь команды энтузиастов, не имеющих ни сил, ни средств к оказанию на капитал и власть действенного влияния. В своем тексте я бы хотел поразмышлять о причинах, по которым даже спустя более двадцати лет капитализма российское рабочее движение не может вырваться на европейский уровень развития.
В плену либеральных иллюзий
Для начала нужно дезавуировать два известных либеральных мифа:
1) Классовая борьба ушла в прошлое, народ всем доволен;
2) Рабочий класс исчезает, индустриально общество становится постиндустраильным.
Во-первых, никакого классового мира, о котором говорят некоторые идеологи ФНПР и ЕР, нет и никогда не было. Порядка 84% наемных работников недовольны оплатой своего труда. За последние 10-15 лет в 1,5 – 2 раза выросла вредность, опасность, интенсивность производства. При том, что уровень оплаты труда рабочих на производстве и в сфере услуг, а также МРОТ в России на сегодняшний день один из самых низких в Восточной Европе (после Молдавии), по отраслям даже ниже чем в некоторых странах третьего мира (Мексика, Венесуэла, Бразилия, Аргентина, Казахстан). В России эксперты отмечают крайне высокую часть прибавочной стоимости в общей структуре добавленной стоимости, на оплату труда идет в среднем всего 5-10% конечной прибыли компании. По данным ВЦИОМ, половина наемных работников сталкивается с нарушениями трудового законодательства, в основном связанными с выплатой з/п и увольнениями, однако только половина из них решается оспаривать эти нарушения, и еще меньшее количество (10%) в итоге обращается в суд. Рядовые рабочие в массе своей чувствуют себя абсолютно бесправными и угнетенными, соцопросы показывают растущий уровень апатии, недовольства, отчуждения, гнева, обостренное чувство социальной несправедливости.
Во-вторых, концепция постиндустриального общества, переход к которому должен лишить России классовых противоречий ввиду исчезновения одной из сторон конфликта, рабочего класса, может быть охарактеризована как еще один либеральный догматический миф. За последние годы он не был подтвержден ни теоретически, ни эмпирически, статистика упорно фиксирует, что из 89 млн. экономически активных граждан страны, от 50 до 35 млн. (с учетом теневого сектора экономики — от 25% до 40%) упорно «не хотят», вопреки либеральным рецептам, выходить из рядов рабочего класса. Согласно данным Росстата, в России порядка 35 млн. человек занимаются физическим исполнительским трудом. Из них около 10 млн. работают в сфере услуг (продавцы, кассиры, официанты и т д.). Оставшиеся 25 млн. человек можно разделить на две части. 10 млн. работают в крупной промышленности: рабочие, занятые на горных, горно-капитальных, строительно-монтажных и ремонтно-строительных работах, рабочие металлообрабатывающей и машиностроительной промышленности, рабочие, занятые изготовлением прецизионных приборов и инструментов, рабочие полиграфического производства, операторы, аппаратчики, машинисты промышленных установок, операторы, аппаратчики, машинисты промышленного оборудования и сборщики изделий и пр., 15 млн работают в прочих отраслях народного хозяйства: профессии рабочих транспорта и связи, рабочие кино-, телестудий и родственных профессий, рабочие, занятые на рекламно-оформительских и реставрационных работах, водители и машинисты подвижного оборудования, грузчики и т д. Показательно также то, что на фоне значительного снижения численности промышленных рабочих в 90-ые годы, очевидно обусловленные тотальным кризисом в экономике, в 2000-ые численность рабочего класса в значительной мере росла.
Данная тенденция имеет место и в мире. Относительно общемирового хозяйства численность рабочего класса неизменно растет. В дни, когда писался «Капитал» Карла Маркса, рабочий класс составлял меньшинство даже в самых развитых странах, мир был преимущественно аграрным. Хотя уже тогда стало ясно, куда идет социально-экономическое развитие. Сегодня все больше стран входят в список индустриально развитых. Рабочий класс западных стран с прошлого века вырос в разы. Сокращение рабочих мест в промышленности идет об руку с ростом рабочих мест в секторе услуг. Это тоже рабочие, тоже пролетариат, не менее угнетенный и не менее боевой. Другое дело, что Россия — не Запад. Мы занимаем промежуточное положение между странами потребления и странами производства. А так как сегодня наша ниша в глобальном разделении труда — быть сырьевым придатком, то и надежды на гибель рабочего класса кажутся маловероятными. Рабочие класс в России не исчез, однако неолиберальное реформаторство перестроило его структуру. Гибель целых отраслей промышленности в 90-ые (легкая промышленность, машиностроение и пр.) и появление новых в 2000-ые (автомобильные и пищевые предприятия ТНК) создали новую реальность. Одни отряды рабочего класса уходят в прошлое, другие появляются вновь, однако сильное преувеличение говорить, что он исчезает.
Неточные данные отечественной статистики некоторым образом дополняет социология. Так, согласно всероссийскому социологическому опросу ВЦИОМ, 95% опрошенных респондентов относят себя к категории наемных рабочих. Лишь 5 % граждан имеют свой бизнес — то есть живут, не продавая свою рабочую силу, а либо нанимая чужую (буржуазия), либо задействуя свою на принадлежащих им средствах производства (мелкая буржуазия). Тут важно отметить, что кажущийся «уход рабочего класса» это, скорее, проблема нашего восприятия рабочих. Мы по-прежнему мыслим о них по старым советским шаблонам, пытаемся усмотреть фабрично-заводских рабочих ручного неквалифицированного труда. Таких в нашем обществе по-прежнему много, это тысячи и даже миллионы людей, хотя их доля в обществе снизилась, особенно на фоне роста других отрядов рабочего класса: торговых, конторско-служащих рабочих, работников сферы услуг и др. Здесь уместно вспомнить основное определение рабочего класса: «Пролетариатом называется тот общественный класс, который добывает средства к жизни исключительно путем продажи своего труда, а не живет за счет прибыли с какого-нибудь капитала». В таком варианте, каким его видели классики марксизма, о рабочем классе можно говорить как об абсолютном большинстве современного российского общества.
Барьеры к развитию рабочего движения в России
Итак, рабочий класс в стране есть, а классового мира нет, почему же мы не видим той самой революционной ситуации, которая должна рождаться вместе с эксплуатацией и угнетением? Причина в этом не одна, а, как минимум, несколько.
Экономическая дифференциация рынка труда
Основа рабочего движения — профсоюзы, а сила профсоюзов в их отраслевых организациях. Стержень всех крупных общенациональных профсоюзов за рубежом это отраслевые профсоюзы, как правило, в промышленности (металлургия, добыча, машиностроение). В России именно отраслевой уровень профдвижения объективно слаб, и это определяет общую слабость всей профсоюзной структуры. Так, флагман профсоюзов работников автомобильной промышленности, МПРА, представляет в основном автомобильные заводы Ленинградской области и Калуги. В профсоюзе «Единство» на АвтоВАЗе (как часть МПРА) только 1500 членов из 100000 членов коллектива, а активных из них — около 500. НПГ объединяет горняков южной Сибири, Кемерово, но очень слабо на северо-западе и в центральной части страны. ГМПР сконцентрирован на Урале. РПЖ не объединяет и 5% всех работников железных дорог.
Одна из главных причин в этом — экономическая дифференциация регионов России. Если мы говорим про угольную промышленность, то есть Воркута, где шахты дышат на ладан, и есть Кузбасс, где добыча высоко рентабельна. Есть открытые угольные разработки, а есть закрытые, где себестоимость добычи выше, а выгодность заметно ниже. Так же у металлургов. Есть ГНПР, объединяющая всех металлургов, но есть цветная металлургия, есть черная металлургия, есть заводы полного цикла, выплавляющие сталь, есть небольшие заводы, у которых ниже прибыль и, соответственно, ниже заработные платы. Все это очень большие контрасты, так что свести рабочих всех предприятий и отраслей к единой позиции очень и очень сложно. Есть череповецкий и липецкие металлургические комбинаты, очень прибыльные, а есть полужившая Магнитка. Есть завод ВАЗ, в корне убыточный, а есть новые и развивающиеся заводы иностранного капитала Ford, Nissan и Volkswagen. Значительный вклад в этот раскол вносит власть.
Так, у нас запрещены забастовки солидарности. Бастовать можно только по поводу своих проблем на своем предприятии. Остальное незаконно. Рабочие не могут бастовать по поводу отраслевых соглашений, они могут бастовать только против того коллективного трудового договора, который заключается у них на предприятии. Работодатель, даже если является крупных холдингом или ТНК, ведет переговоры только с первичной организацией профсоюза, а отраслевые и общенациональные профструктуры по закону не могут вмешаться в переговоры без его согласия. На лицо неравенство сторон. Членство профсоюзов предусмотрено только по первичной организации, а не по центральной структуре. То есть, скажем, рабочий Ford — это член профсоюза завода, а не МПРА, куда входит этот профсоюз, и не КТР, куда входит МПРА. Как следствие, катастрофически низкая солидарность рабочих, которым сложно договорится и прийти к общим требованиям ввиду разных интересов. Кто-то хочет увеличения зарплаты и улучшения условий труда у прибыльной компании, а кто-то считает нормой, чтобы ему платили хоть сколько-то без многомесячных задержек и не закрывали его убыточное производство. Такие экономические контрасты создают условия к децентрализации профсоюзного движения, которое развивается обособленными очагами со слабыми горизонтальными связями.
Низкое качество рабочей силы
Данный фактор, по мнению многих профактивистов, является довлеющим, по крайней мере, с ним им приходится сталкиваться чаще всего. Это хорошо видно на примере личного опыта Дмитрия Кожнева, органайзера МПРА, организовавшего забастовку на калужском Бентелере. До этого им предпринимались попытки создать профсоюз и повысить оплату труда на тверском заводе «Центросваре» в 2005 году.
Фрагмент интервью «Два десятка вопросов Дмитрию Кожневу про забастовку на «Бентелер Аутомотив»:
«Вопрос: Отличаются ли рабочие старых предприятий, типа «Центросвара», от тех, что работают на новых заводах, вроде «Фолькса» или «Бентелера»? Типаж, безусловно, разный. На «Центросваре» действовал принцип негативного отбора. Работали там, в основном, пожилые, очень много алкоголиков. Причем бухали не водку, а разведенный стеклоочиститель — 50 рублей за литр. Политика руководства состояла в том, чтобы держать таких людей на производстве. Ведь люди, которые пьют на работе, они же постоянно на крючке! Они никогда не будут возмущаться по поводу низких зарплат, и тем более создавать профсоюз».
Кроме того, традиций классовой борьбы, свойственных рабочим западных стран, в России нет. Над ними довлеет другая традиция — советская, когда подчинение начальству было неизбежным, коллективные протестные действия не приветствовались, а профсоюз рассматривался как контора культсоцбыта. Для пожилых работников, заставших те годы, вышедших из советской школы профсоюзов как школы коммунизма, профсоюзы до сих пор нечто далекое и никак не связанное с трудовой борьбой, а борьба за свои права — диковинное действие, к которому прибегают тогда когда совсем плохо (полгода нет заработной платы или идут массовые увольнения), а на практике когда ничего уже нельзя сделать. Такие рабочие верят в «заводской патриотизм» или, как говорят на Западе, «корпоративную солидарность», в то, что они работают не на капиталиста, а на свой завод. Они готовы бесплатно работать на субботниках, готовы затягивать пояса, если их просят, выдавать администрации смутьянов среди своих. Их близкое будущее — пенсия, и борьба за права тут не нужна, отсидеть бы свое. Таких рабочих много, особенно на старых, советских, убыточных предприятиях. И как показывает органайзинговый опыт, в трудовой борьбе положиться на такой слой рабочих практически невозможно.
Специфика оплаты труда и несоблюдение трудовых прав
Оплата труда в России носит премиально-сдельный характер, в среднем, от 50% до 70% з/п составляют премии. Начисление премии целиком зависит от воли начальства, которое вольно лишать ее по своему произволу. «Опальный» рабочий тут же лишается большей части заработка, и этим работодатели безнаказанно пользуются. Известен случай, когда в целях давления на профактивиста его лишили премии, 16 из 24 тыс. руб., за грязную рабочую форму, при том, что он работал на автомобильном заводе, и держать ее в чистоте было невозможно в принципе. При реальном ритме и условиях работы на предприятии любая ошибка работника может служить поводом для лишения премии. Добавьте к этому, что у рабочих есть семьи и жены, которым постоянно нужны деньги, потребительские кредиты, на которых вынужденно сидит значительная часть рабочих, рост цен и тарифов — терять заработок это смерть. В такой ситуации работникам предлагается неформальная практика, когда мастера закрывают глаза на мелкие проступки работников, а он сохраняет лояльность хозяевам.
Однако вступая на такой путь, рабочие тут же попадают на крючок, выходят из правового поля и становятся зависимыми от неформальных отношений со своим начальством. В подробных условиях выгодней становится договориться о своих трудовых проблемах с начальством индивидуально, а не коллективно. Работодатели умело играют на этом, ставя одних рабочих, как правило, своих хороших друзей-знакомых, старых, опытных работяг в привилегированное положение к другим, таким образом, раскалывая коллектив и снижая солидарность рабочих. Формируется, с одной стороны, слой «рабочей аристократии», приближенных администрации приспособленцев, живущих на патрон-клиентских отношениях с начальством, с другой — основная рабочая масса. Работодатели всегда играют на раскалывании рабочего класса, стравливая рабочих разных национальностей, рас, вероисповеданий, возрастов, опыта работы друг с другом. В России, с ее контрастами, это особенно удается.
При этом альтернативы неформальным отношениям на производстве нет, рабочие не знают законов, да и они просто не соблюдается в части, выгодной работодателям. Всем понятно, что строптивых рабочих по одному с предприятий можно выпихнуть легко, не дать работать, а доказать суду или трудовому инспектору свою правоту — на это ни хватит ни сил, ни нервов.
Российские реалии противодействия альтернативному профсоюзному движению
В борьбе работодателя и рабочего ничего нового нет, она стара с тех пор, как первый рабочий сказал: «Хватит! Я имею право!». Однако в России классовое противостояние имеет особую специфику.
Очень показателен случай трудового конфликта на рязанском предприятии «Михайловцемент», относящемуся к холдингу «Евроцемент». За пять лет, предшествующие забастовке, цена цемента выросла в 3 раза, аналогично выросли прибыль компании и собственников, однако зарплата рабочих осталась неизменной. На высокорентабельном предприятии на 2008 год большинство рабочих получали всего 6-9 тыс. рублей. Требования, выдвинутые рабочими, в виде повышения зарплаты в три раза, были вполне обоснованы, позднее они снизились до повышения з/п на 50%. Для предприятия с персоналом в 1030 человек средняя зарплата должна была составить 12-18 тыс. руб. на рабочего — не такие уж большие затраты. Тем не менее, после бесплодных попыток администрации завода ликвидировать свободный профсоюз и прекратить давление рабочих, фактически был объявлен локаут, предприятие было закрыто под предлогом неотложного ремонта (о котором раньше никто не говорил). Предприятие закрылось в мае, в пик строительного сезона, в момент ажиотажного спроса, по мнению экспертов, из-за простоя предприятия компания ежедневно теряла по 700 000$ выручки и по 200 000$ прибыли, однако собственники своего добились — рабочий протест фактически был задавлен.
Подобное поведение никак не укладывается в логику поведения западных капиталистов. Безусловно, требования рабочих по повышению заработной платы они будут считать неприемлемым. Без сомнений, начнется трудовой конфликт и изнурительная борьба. Будет давление на профсоюзы, судебные процессы угрозы перенести или закрыть производство, торги за каждый цент и многое другое, однако как только работодатель посчитает и поймет, что удовлетворение требований рабочих ему обойдется дешевле борьбы с ними, он тут же согласится на уступки наемным работникам. Это простая логика рационального поведения. В России же ситуация кардинально другая, как пишет Борис Кагарлицкий: «У русского капиталиста первого поколения все будет совершенно иначе. Дело не в том, что он считать не умеет. Он считать вообще не будет».
Отечественный собственник чувствует себя полноправным хозяином завода, безраздельным властелином над вверенными ему рабочими. Любая попытка неподконтрольного объединения в профсоюз, любая инициатива о пересмотре трудовых отношений, любая угроза даже незначительной части прибыли владельца — все это воспринимается как личное оскорбление, покушение на святой принцип его единоначалия и власти. Это как бунт. Сил на его подавление не жалко. Причем если на Западе компании пытаются хоть как-то держать имидж социальной ответственности, сотрудничества рабочих и работодателей, пытаясь произвести положительное впечатление на потребителей, то в России это не имеет никакого значения. Предприниматели хотят показать себя хозяевами, главная черта их имиджа — крутость. Для российских бизнесменов уступки рабочим кажутся несолидными и унизительными, а вот поставить «рабочее быдло» на свое место, это достойно. Это придает трудовым конфликтам в России высочайшую интенсивность.
Несмотря на легальный статус профсоюзов и формальную благожелательность их деятельности, власть активно противодействует свободному профдвижению. Рабочие сами говорят: «Мы должны выступать солидарно, потому что работодатели и государство давно действуют заодно» (фраза профсоюзного активиста из Сургута в ходе забастовок 2006 года). Это отражает реальную ситуацию. Закон в России фактически запрещает забастовки, делая процедуру их объявления в реальности невыполнимой. Мрачная шутка активистов профсоюзов: «Забастовка на предприятии в Российской Федерации может произойти только в том случае, если на нее согласен работодатель». Российские суды систематически запрещают проведение забастовок, либо признают их незаконными.
Известны случаи, как например, в 2008 году при забастовке ж/д работников в Подмосковье, когда Мосгорсуд в качестве суда первой инстанции объявил забастовку незаконной еще до ее начала, при том, что наказывать за несовершенное преступление нельзя по закону. Более того, суд даже не видит факта трудового конфликта, отмечая, что речь идет не о коллективном трудовом конфликте, но о сумме индивидуальных трудовых конфликтов. Почти всегда суды встают на сторону работодателя при рассмотрении дел уволенных работников за профсоюзную деятельность. На стороне собственников всегда оказываются местные власти, пытающиеся через бюджетные деньги, то есть тех же рабочих, смягчить конфликты, дав рабочим материальные надбавки или какие-либо бытовые улучшения.
Сам Владимир Путин так определил свое отношение к борьбе за права трудящихся еще в начале своего первого срока: «Кто сядет на рельсы, тот сядет». Часто отмечаются случаи силового давления МВД и ФСБ на независимые профсоюзы. Причем в России учащаются случаи арестов и убийств профсоюзных лидеров. В 2005 году был посажен Дмитрий Кожнев де-юре за найденные у него в кармане боевые патроны, де-факто за профсоюзную деятельность на «Центросваре». Шесть лет провел в тюрьме лидер профсоюза АЛРОСА Валентин Урусов, арестованный «за хранение наркотиков» почти сразу после успешной голодовки-забастовки работников автобазы №2 и ремонтно-механических мастерских Удачнинского ГОКа АК «АЛРОСА». Известен так же случай убийства председателя стачкома завода им. Коминтерна Виктора Швырева в Воронеже, причем произошло это от рук сотрудников милиции, незаконно задержавших и забивших человека до смерти.
Давление государства сочетается с антипрофсоюзной деятельностью ФНПР. Мало того, что этот псевдопрофсоюз не занимался вопросами пробивания повышения зарплат рабочих на фоне растущих прибылей компаний, что должно являться его прямой обязанностью уже по названию, но именно он фактически стал соучастником в сохранении их текущей нормы. Так, наличие на предприятиях ФНПРовского профсоюза вводит рабочих в заблуждение, создает иллюзию, что их права защищены. Часто при обращении в такой профсоюз недовольных рабочих он делает все, чтобы не допустить решительных действий со стороны работников и сохранить текущее положение вещей. Этому способствует законодательство, так же пролоббированное ФНПР, по которому только профсоюз, имеющий 50% рабочих в своем составе, может вести переговоры о коллективном договоре. На практике такую численность может иметь только официальный профсоюз и, как правило, всегда позиция такого официального профсоюза на стороне работодателя. Мало кто помнит, но на открытии IV съезда ФНПР (в ноябре 2001 года) лично президент Путин призывал «официальные» профсоюзы помочь правительству в приятии нового Трудового кодекса (ТК) взамен КзоТа.
Там, где рабочие выступали инициаторами пересмотра трудовых отношений (см. Форд, АвтоВАЗ и т д.), официальные профсоюзы открыто препятствовали этому. «В остром конфликте 2002 года на АО «Москвич» именно СОЦПРОФ пытался отстоять интересы работников завода, в то время как профсоюз ФНПР добивался передачи акций завода правительству Москвы, хотя это правительство в 1997 году уже вмешивалось в деятельность АО, и последствия этого вмешательства были катастрофическими. Другой пример: Калининградский морской торговый порт, где «официальный» профсоюз совместно с администрацией противостоял «независимому» Российскому профсоюзу докеров в конфликте из-за перевода порта из статуса «народного предприятия» в частные руки и участвовал в подавлении профсоюзной активности докеров. Дело доходило до получения руководителями «официальных» профсоюзов больших денежных премий от советов директоров (как на АВТОВАЗе).
Тенденция к прогрессу — рабочий класс идет вперед
На пути рабочего движения в России стоят серьезные барьеры. На микроуровне мы сталкиваемся с тем, что консерватизм/традиционализм мышления работников и низкое качество рабочей силы сочетается с низкой рентабельностью большинства старых предприятий и подконтрольностью рабочих в силу премиального характера оплаты труда, несоблюдения законодательства и засилья неформальных практик на предприятиях. На макроуровне экономическая нестабильность в стране сочетается с экономической дифференциацией отраслей и регионов. Кроме того, и без того ослабленное этим профдвижение подвергается государственному давлению при участии сильного в России «желтого» профдвижения. Тем не менее, причин для отчаяния нет. Ни в одной стране, прошедшей путь тред-юнионизма, идеальных условий нет и не было. Рабочее движение всегда подвергалось гонениям и репрессиям властей, наталкивалось на стену непонимания самих рабочих, раскалывалось по нациям, религиям, расам. История мирового рабочего движения — это тернистый путь. Но это путь успеха. Так же и рабочее движение России. Были времена, когда спад забастовочной активности и падение численности профсоюзов были столь масштабными, что казалось, что оно исчезает. Однако за последние семь лет ситуация значительно улучшилась. Почти в три раза выросло количество забастовок на предприятиях, рабочие все чаще переходят от оборонительных действий к наступательным — поднимаются вопросы улучшения условий труда и повышения заработной платы, в 2010 году был запущен и продолжается процесс объединения профсоюзного движения на базе КТР, отраслевые профсоюзы, особенно МПРА, Новопроф, наращивают мощь. Без иллюзорного оптимизма, можно надеяться, что барьеры на пути развития рабочего движения в России, в конечном счете, будут преодолены.
Алексей Симоянов, интернет-журнал «Рабкор.ру»
rabkor.ru/analysis/2013/06/19/working-class
|
|
Просмотров: 586 |
Добавил: yra
| Рейтинг: 4.0/3 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
|
| Архив записей |
|
| | Наша кнопка |
|
|
Приветствую Вас Гость | RSS
